|
Без названия (Автор: BePec Победитель Третьего этапа Литературного конкурса)
Ночью я проснулся оттого, что мне почему-то стало мокро и холодно.
Подняв голову, я внимательно огляделся вокруг. Вроде бы ничего не изменилось. Урсус храпел, завернувшись в свое одеяло и выдавая носом рулады, делавшие честь духовому оркестру нашей пожарной части. Ликос, которому жребием досталось дежурить у костра последнюю треть ночи, закутавшись в одеяло, спал, сидя у костра. Костер уже почти прогорел, и малиновые угли придавали и без того румяному лицу паренька неестественно багровый цвет, как будто у костра сидел большой созревший помидор.
«Воин, прах тебя подери!» - ехидно подумал я. – «В дозоре дрыхнет! А утром опять будет рассказывать, как всю ночь нетопырей от костра гонял».
Стреноженные кони топтались неподалеку, бархатистыми губами выедая из-под снега траву.
«Надо же!» - мелькнула мысль и отправилась куда-то в дальние края,– «Снег выпал! А ведь осенью даже еще и не пахнет!» Прикинув, что до рассвета еще далековато, я поплотнее завернулся в жесткое одеяло и перевернулся на другой бок.
Во второй раз меня разбудил жуткий вопль Ликоса.
«Нападение» - подумал я, не успев открыть глаза. На полном автомате, выдернул из ножен кинжал, я попытался вскочить в боевую стойку, с трудом припоминая, откуда могли подойти гномы.
Но мой воинственный пыл разбился о подлое предательство со стороны попираемого мною одеяла, которое морским узлом заплело мои ноги. Запутавшись, я споткнулся и рухнул ничком, чудом не угодив лицом в костер. Порыв ветра помог довершить мое позорное пленение, набросив мне на голову свободный край одеяла, напрочь лишившее меня обзора.
- А-а-а! – услышал я рев Урсуса. – Эта тварь напала на сержанта! Лик, куда ты смотришь! Она за тобой! Руби ее!
Конечно, я тоже не очень хорошо отнесся к поступку одеяла, но так жестоко наказывать его за такую, можно сказать, невинную шалость – это уж чересчур. Особенно если учесть, что внутри одеяла находился я, и рубить бы пришлось его со мною вместе.
Я попытался что-то заорать, но в рот мне совершенно некстати набился снег, сведя мой крик к неразборчивому мычанию.
В этот момент мне на затылок опустилось что-то, очень похожее на березку, росшую вечером над местом, которое Урсус выбрал в качестве постели.
- Крак! – сказали то ли березка, то ли мой затылок, - и отключили свет вокруг меня.
Когда я очнулся, одеяло, как ему и положено, было положено под меня. На лбу я ощутил холодную тряпку, в которой по запаху признал портянку Урсуса. Надо сказать, что именно ее воздействие произвело на меня эффект, как если бы мне под нос подсунули ванну с аммиаком.
Урсус считал, что менять портянки в походе – пути не будет, поэтому мы с Ликосом каждый вечер отправляли нашего суеверного друга куда подальше на подветренную сторону стоянки. Урсус обижался, но портянки не менял.
Сморщившись, я аккуратно снял со лба этот сосуд благовоний без «блага», и с трудом придал своему телу более-менее вертикальное положение. Затылок болел, и во рту пересохло так, как будто я вчера попал в книгу Гиннеса по количеству потребленного алкоголя. Меня подхватили и помогли подняться стоявшие на коленях рядом с одеялом Ликос и полуразутый Урсус.
- Урсус! – просипел я, как проколотая велосипедная камера. – Если ты хотел меня убить, то лучше бы просто добил березкой. Зачем же применять бактериологическое оружие?
- Очухался? – чуть виновато пробасил Урсус. – Третий час уже прохлаждаешься.
- Заметь – не по своей воле! – добавил Ликос.
- Сам виноват! – отпарировал Урсус. – Нечего было так орать! «Спасите! Помогите!» Тьфу… Я и схватил, что первое под руку попалось.
- А что это было? – я приложил руку к затылку и ощупал там шишку размером с куриное яйцо.
- Да ничего не было! – еще раз сплюнул Урсус. – Этот молокосос снега никогда не видел, вот и пере… В-общем, панику развел.
- Я в долине жил! – смущенно стал оправдываться Ликос. - У нас там снега никогда не было, я про него только по бабушкиным рассказам знаю. Подумал, что гномы шаманство навели.
- Ага, держи карман шире! – уже отходя, проворчал Урсус. – Вот они будут специально для тебя сюда шаманов гнать, нужен ты им, как катапульте тормоза.
Ликос, совсем смутившийся, взял котелок и пошел к ручью за водой.
- Урсус – задал я раздувающему костер здоровяку заинтересовавший меня еще ночью вопрос,- а что, у вас здесь осени нет совсем? Вот так сразу – бац! – и снег выпал?
- Сержант, мы же в предгорьях. Какая осень? – закашлявшись от едкого дыма, поднял на меня слезящиеся глаза Урсус. – Это в долинах пока листики облетят, да травка пока завянет, а здесь - дудки! Сегодня – тепло, а завтра птицы на лету мерзнут. Нам еще повезло, что некрепко мороз вдарил – слякоть в носу приморозил - и все.
- А если бы крепко? – поежившись далеко не от холода поинтересовался я.
- А если бы крепко, - тут Урсус заметил возвращающегося с полным котелком Ликоса, и специально повысил голос, – то дозорный должен бы был в костер веток добавить, чтобы товарищи насмерть не замерзли, а не сны с участием молодых сестер своих боевых товарищей рассматривать.
Ликос покраснел еще больше. Теперь воду в котелке можно было кипятить прямо на его горящих ушах.
Из-за того, что большую часть утра мы посвятили борьбе с моим одеялом, нам пришлось на завтрак наскоро прожевывать уже набившие оскомину сухари. Запив их кипятком из котелка - Ликос не согласился поделиться ушами, и греть воду нам пришлось на костре – мы оседлали коней и отправились в дальнейший путь.
Так же, как опытный портной прячет за нежной вуалью все недостатки невесты, подчеркивая ее достоинства и тонкими контурами намекая на загадки, скрытые под белым пологом фаты молодой кокетки, снег, выпавший за ночь, стер с лица земли всю серость, оставив на поверхности великолепие и прозрачную таинственность девственно чистого леса.
Не успокоившись на достигнутом эффекте, снег продолжал плести свое удивительное по чистоте кружево. Как забор Тома Сойера, лес покрывался густыми, ослепительно белыми белилами.
Снежные хлопья, как диковинные бабочки, кружились вокруг нас, оседая вокруг. Некоторые из них, забыв об осторожности, подлетали к нам слишком близко и погибали под нашим безжалостным дыханием.
Лапы елей, сгибающиеся под тяжестью снега, склонялись перед нами в приветственных молчаливых поклонах, и облегченно распрямлялись, ссыпав нам за шиворот весь накопленный запас снега в момент проезда под ними.
Особую прелесть и нереальность окружающей нас обстановки придавали не успевшие замерзнуть цветы различных расцветок, выглядывающие из-под сугробов.
Заиндевевшие кони напоминали молодых дракончиков, только-только научившихся испускать вместо огня пар, и теперь усердно тренирующиеся в оттачивании этого замечательного умения.
Каждый куст, открывающийся нам из-за очередного поворота, вызывал у нас восторженное аханье и оханье.
Ликос, вдохновленный окружающей его красотой, достал свою дудочку, и музыкальная, а вернее «антимузыкальная», пытка продолжилась.
Отстав немного от нашего «композитора» и в полголоса желая ему всего самого плохого – ну, например, самое гуманное пожелание было – «чтоб ты этой палкой подавился, садюга!» - мы с Урсусом завели неторопливый разговор «за жизнь».
- Скажи, Урс, чего ты постоянно Ликоса цепляешь? Вроде-бы нормальный парень…
- Вот именно, что "нормальный"! А я мечтаю, чтобы моя сестра вышла замуж за настоящего воина. Сильного, мужественного и бесстрашного. Что из этого следует?
- Следует, что Ликос должен отстать от Эланы?
- Нет. Следует, что Ликос должен стать настоящим воином.
- А если не станет – тогда Элана за него не выйдет?
- Пусть только попробует! Выйдет как миленькая, но мне будет ужасно стыдно, что я не смог осуществить свою мечту. А этого я допустить никак не могу.
Солнце перевалило за середину неба, а мы все еще не проехали лес насквозь. От наших лошадок валил пар, как от китайской прачечной в Чайна-тауне, мы же, наоборот, все больше и больше замерзали, сидя в седлах практически без движения.
Ликос давно отложил свою дудку, и теперь, краснея от стыда, пытался незаметно от нас высморкаться в подаренный Эланой платок. Урсусу же были чужды такие приступы застенчивости, о чем он громогласно сообщил нам, шумно высморкавшись в обе стороны от своего коня, и вытерев пальцы об его гриву. Я тоже шмыгал покрасневшим носом и пытался плотнее завернуться в свой плащик.
Наконец, перед нами открылась большая, идеально ровно засыпанная снегом, лесная опушка, как будто списанная со старых сказок, услышанных мною в детстве. Для полной картины не хватало еще только пряничного домика и следа из крошек, ведущего к нему.
Остановившись на краю опушки, мы внимательно осмотрелись, нет ли поблизости недружелюбно настроенных созданий, которые могли бы высказаться против наших планов на захват этой лесной собственности.
- Кажется, никого! – вынес вердикт Урсус и спрыгнул со своего Вихря. – Привал! Война – войной, а жрать охота!
Ведя коня в поводу, он сделал два шага к центру опушки.
- А снега не так уж и много, – обернувшись, сообщил он нам. – Чуть выше щиколотки.
С этими словами он сделал очередной шаг и… исчез! Только потревоженные снежинки взметнулись над местом, где только что стоял наш товарищ.
И тут же следом за ними в небо взлетела стая птиц, ошалевших от того потока брани, который, подобно гейзеру, стал извергаться из ямы, оставленной в снегу Урсусом. Самыми цензурными в этом потоке были только знаки препинания.
Досталось всем – лесу, поляне, снегу, Ликосу и даже жеребцу Урсуса. Скотинка, незаслуженно оскорбленная хозяином, обиженно фыркнула и стала сдавать задом от коварной поляны. За ней, словно сом на леске, из снежной ловушки появился Урсус, весь облепленный снегом, отчаянно плюющийся, но благоразумно не выпускающий из рук поводья.
Таким образом, доехав на животе до места, где можно было наконец встать, не опасаясь провалится, Урсус, не переставая ругаться, поднялся сначала на четвереньки, потом выпрямился и поднял на нас глаза, залепленные снегом. Взглянул на наши хохочущие лица, и мы услышали то, что в литературе называется «из неизданного». Вихрь озадаченно потряс головой, словно извиняясь за своего хозяина.
Немного успокоившись, отряхнув и выбив весь снег, который успел забиться во все щели, куда только было можно, мы продолжили подготовку к привалу.
- Расскажите мне о здешней зиме – попросил я своих спутников.
Выяснилось, что зима в Элиноре довольно короткая – около двух месяцев. Протекает же она по-разному – от почти бесснежной и мягкой, больше напоминающей раннюю осень в центрах долины, на побережье моря, и до суровой, с сильными морозами и метелями, в горах и предгорьях.
По рассказам Ликоса и Урсуса, зима в окрестностях Лонгхольма напоминала зиму на итальянских горнолыжных базах отдыха, где мы когда-то преподали урок бестолковым молодым террористам из какой-то правой группировки. Молодые идиоты, наслушавшиеся своих вождей, вздумали захватить в заложники богатеньких спортсменов-туристов. На беду террористов, среди заложников оказалась единственная внучка начальника штаба нашей бригады, а у того оказались какие-то связи в Пентагоне. Так что мы, за пятнадцать минут без единого выстрела обезвредив и положив мордой в снег молодых балбесов, обеспечили себе двухнедельные каникулы в Альпах.
Из рассказов Урсуса выяснилось, что зимой в Элиноре резко снижается активность варанов, летучих мышей-кровопийц и прочей хладнокровной нечисти. Даже гномы из-за маленького роста и довольно глубокого снега предпочитали во время войны не вести активных боевых действий, а вставали «на зимние квартиры».
Так что зима в Элиноре была временем отдыха, свадеб и развлечений.
Попутно я рассказал своим спутникам о наших обычаях. Предложение наряжать елку к Рождеству и Новому Году не нашло в душе у них никакого отзвука, зато весть о том, что в рождественскую ночь Санта Клаус кладет подарки в вязаные чулки заставило их призадуматься. После нескольких минут раздумий Урсус аккуратно поинтересовался, какого максимального размера может быть чулок. Узнав, что на этот счет нет единой точки зрения, он сообщил, что его троюродная свекровь четырехюродного дядьки – дамочка просто невероятных габаритов.
Скатав из плотного, хорошо слипающегося снега небольшого размера снежок, я поведал друзьям, что земная ребятня любит забавные перекидывания снежными комочками, развивающие силу, ловкость и меткость.
В доказательство своих слов я попал снежком точно в шею Ликоса, заставив его с визгом подпрыгнуть фута на три прямо из положения «сидя».
Как говорится, лучше всего учиться на своих ошибках. Пока Урсус катался на спине по снегу, Ликос скатал довольно приличный снежок, и залепил смеющемуся здоровяку рот на половине смешка.
- Ха-ха-ХУП! – прекратил ржать Урсус, когда снежок, слепленный Ликосом, попал ему точно в передние зубы.
В следующее пять минут Ликос демонстрировал верх мастерства коротких перебежек между стоящими деревьями, пока Урсус не продемонстрировал еще большее умение при стрельбе по движущимся мишеням, превратив голову Ликоса в некое подобие головы снеговика. Для полного сходства не хватало только морковки, но ее с успехом компенсировал красный нос Ликоса, торчащий из огромного – у меня даже язык не повернется сказать «снежка» - кома снега, уютно разместившегося прямо между плеч незадачливого паренька.
- Знаешь, - задумчиво сказал Урсус, взвешивая в руке очередной «снежок» размером примерно с хороший шар для боулинга и дожидаясь, пока Ликос отряхнется, - а мне нравится этот спорт.
И, хорошенько размахнувшись, он украсил голову Ликоса еще одной снежной «короной».
|
|
